Серый почти лежал на диване, разбросав по сторонам безвольные руки, смешно вылезающие из коротких рукавов телогрейки.
– Чего ты от меня-то хочешь…? Ради бога, оставь меня, ничего мне не надо.
Он приподнялся на локте.
– Тебе-то зачем всё это, Глеб?
Едва не сбив абажурчик головой, капитан Глеб Никитин резко наклонился над Серовым.
– Затем, что мы вместе столько лет дружили, вместе пацанами на реке и тонули, и спасали друг друга, а сейчас вы тут как в змеюшнике, готовы друг другу головы открутить…
Шагая вокруг стола, Глеб пнул сбившийся половичок.
– В Назара сегодня утром стреляли. В больнице он сейчас. По-твоему, это добрый боженька вразумляет его так утиной дробью, а?! И я при этом должен сопли распустить и с тобой вместе на этом вонючем диване с горя завалиться?
– Ка-ак стреляли? – Серый бестелесно, почти без усилий выпрямился и нараспев, будто задыхаясь, начал говорить.
– Ты не врёшь, Глеб? Честно?! А кто это с Вадиком-то так?
– Не вру. Сегодня, пока мы с ним яхту к выходу готовили, какая-то сволочь пальнула в него – он на палубе один тогда был. А вчера вечером, в парке, молодняк нас с Панасом вздумал из города кулаками прогонять, причём по-свойски, будто мы с ними тыщу лет знакомы.… Ты вот спрашиваешь, что мне здесь от всех вас надо? Ни-че-го! От вас – ничего. Просто сам, лично, хочу перестать удивляться, глядя на вас. Но пока не получается. То Данилов про Назара загадками говорит, то Марек тоже странно так от рыбалки с нами отказался, чего-то темнит. Отчего же это всё? Не подскажешь, Серёня?
Серёга встрепенулся, перебил.
– Ну, что ты, Марек-то добрый! Он просто нервничает иногда. А так он добрый…
– Назар тоже добрый?
Что-то похожее на улыбку осветило лицо Серова.
– Вадик ко мне в гости приезжал. Они с Жанной вместе приезжали, колбасы всегда привозили и скумбрии копченой, ну, такой, нарезанной. Жанна тоже хорошая, добрая. Они когда первый-то раз ко мне заехали, так я ещё по зиме-то тогда еще здоровый образ жизни вел. Жанна только, вроде как, из Москвы вернулась…
Серега быстро смахнул слезу корявыми пальцами.
– По выходным я тут всё ходил на лыжах до насосной станции. С утра как-то тоже пробежался, переборщил малость, устал почему-то. Наверно, снег тогда был еще мокрый, не знаю…. Обычно-то ведь и внимания не обращал на это. Иду, ноги гудят, считаю про себя: «Осталось до поворота два километра… После кустов – километр. До развилки двести метров». Только и мыслей, чтобы добраться до дачи. Думаю, вот перейду дорогу, открою замок на двери – и в люлю! Доплёлся до места, поставил лыжи у дверей в сторонку, шнурки на ботинках даже до конца не стал развязывать, так стянул. Носки вот, шерстяные, тоже все мокрые были, только пар от них валил. Лениво так было чего-то тогда, наверно, от усталости. Дрова-то у меня в печке уже заранее были приготовлены, а в ведёрке уголька немного еще оставалось. Солярки плеснул на дрова-то, враз занялось… Ну, пока чай кипятился, я носки сухие надел. Хлебанул горяченького и, не раздеваясь особо-то, завалился на диван. Хорошо было! Только начал какой-то сон видеть, как кто-то в дверь заколотил. Вот, думаю, ёшкин кот, принесло ведь неприятеля!
Открываю – на крыльце Вадим с Жанной! Он руки трёт с холода, дует на них, улыбается. Говорит мне: «Понимаешь, мы тут проезжали мимо тебя…. Думаем, давай зайдем в гости». А Жанночка смеётся, снежки лепит перед крыльцом… Ну, пока я чухался, Назар втащил меня за дверь, припёр к стенке, стал уговаривать: «Серый, понимаешь, край как нужно! Шанс подвернулся! Давай, оставь нас тут, ага…».
Ну, я как дурак стою. Никуда не хочется идти, устал как собака, но ребята-то ведь хорошие, да и историю их знаю уже не первый год…. Я Назару кулак за спиной показал, а сам так, как швейцар в отеле каком заграничном, улыбаюсь: «Пра-а-ходите! А я как раз на лыжах собрался походить, всё уже приготовил, а вы в гости тут некстати!». Жанна тогда всё поняла, на Вадика рассердилась даже немного. Я быстренько лыжи напялил, говорю ей: «Нет, нет, что ты, Жанна! Я тут каждое воскресенье хожу на лыжах и сегодня мне по режиму надо. Вы тут пока без меня печку потопите, чайку попейте, а я пробегусь в удовольствие». Назар мне за дверью шепнул тогда ещё: «Полтора часа, понял?!». Я ему тоже: «Ага, мол, большущее спасибо!». Хорошо хоть, что часы с собой тогда успел захватить. Сначала плелся сорок пять минут прямиком в открытое поле. Голова тогда стонала, ужас просто! Ботинки мокрые с утра, тяжёлые, глаза слипаются. Холодно уже вроде как стало после обеда-то, знобило меня тогда, да и смеркаться уже начало. Я всё на часы смотрел. Потом быстренько повернул за досаафовским аэродромом. Как я ни старался тогда идти помедленней – всё никак не получалось. Удивлялся ещё, что шаг прибавляется сам по себе. Ну, я останавливался частенько, ждал три-пять минут, потом снова топал. Ну, короче, через час тридцать две минуты я вошёл в дом. Представляешь, а голуби как сидели на диванчике, так и сидят, за руки держатся, даже чаю не заварили.… Думаю, тьфу, чёрт возьми! И стоило мне так тогда страдать… Но всё равно, ребята-то душевные.
Робкая улыбка ещё раз разгладила лицо Сереги.
– Они ещё после встречались у меня тут иногда. Вадик приезжал заранее, предупреждал…. Он даже шмотки свои походные оставил у меня, когда зимой с женой погавкался. Летом-то он на своей яхте, если у них что в семье происходит, отсиживается.
А вчера вот Жанна ко мне приезжала, прилетела вся такая взъерошенная, спешила, видно, какую-то сумку схватила из кучи назаровских вещей. Ещё накричала на меня, говорила, чтоб я скорей ей открывал, что ей срочно надо, шарила потом ещё в его рюкзаке, ну, так, по мелочи…
– А что было из вещей-то? Чего Назар здесь у тебя оставлял?
– Рыбацкое всё его хранилось, это точно; одежда, ружьё охотничье, удочки всякие, патроны. Вроде всё…
– Патроны, говоришь? Слушай, погляди-ка, где они у него там, покопайся в вещах повнимательней.
Серов приподнялся со скрипучего дивана и прошаркал за дверь. Слышно было, как щёлкнул выключатель и затрещали половицы. Пока ещё прозрачная темнота за окошками заставила капитана Глеба посмотреть на свои часы.
В комнату вошел растерянный Серов.
– Нет…. Ни ружья, ни патронов. Ружьё-то всегда ведь в чехле было, и патронташ такой, кожаный… А сейчас там ничего. Жанна-то вчера ещё выпить у меня просила, вся тряслась так. Ну, я налил ей водки полстакана…. Она ведь злая такая была, взвинченная вся, может, на Вадика чего взъелась, может разбежаться надумали, мне она не говорила. Черт их знает! Я прикидывал ещё, что она вещи свои какие может, хотела забрать… Не знаю.
– Кто из наших мужиков у тебя был ещё недавно?
– Ну, Вадик…
– Знаю, знаю! Кроме него, кто?
Серов задумался, вцепился пальцами в волосы.
– Данилов как-то на той неделе заезжал. Ну, он же у нас барин, побрезговал тогда даже кофею выпить со мной. Спрашивал, как тут у меня с комнаткой свободной, поднялся наверх, светёлку посмотрел, в ту вон ещё комнату зашёл. Не знаю даже, для чего ему это и понадобилось. Марек тоже, обычно, как прилетит, быстренько накопает себе червей и сматывается.
А Вадим-то с Жанной, когда приезжали, так они и поговорят всегда со мной, и почаевничаем вместе. Она-то всегда на веранде, в той кухоньке, приготовит нам чего-нибудь перекусить, на стол всё всегда так красиво поставит…
Махнув рукой, капитан Глеб прервал Серегу. В его голосе появились неожиданные и поэтому неприятные для Серова жесткие, «допросные» интонации.
– И все-таки, когда Азбеляна-то ты в последний раз видел?
Серов разом притих и, смущенно подёргивая в руках какую-то подобранную с пола верёвочку, исподлобья посмотрел на Глеба. И не прежний он, Глеб, был сейчас, в гостях-то, и не школьный… Глубоко загорелое лицо, резкие скулы, пристальные, совсем не добрые глаза. «Строгий он сегодня какой-то… Неужели обо всём сможет правильно догадаться? Лучше бы коньяки в своей загранице пил, чем у нас тут копаться… Не может же он так вот, просто…».
– Ну… Сегодня он приезжал. Рано утром. Суетился тоже, улыбался весь… Поговорили немного. Ну, так, по нашей с ним теме. Всё. И он уехал.
– Поговорили, ладно, понятно. Что он у тебя ещё делал? В дальнюю комнату не заходил?
– Я ему червяков накопал, для какого-то знакомого ему срочно нужно было, на рыбалку, вроде тот приехал неожиданно, из Москвы. А у меня выползки-то всегда есть, даже по холодку, около навоза… Ну я и набрал ему банку. Марек-то сам в это время искал гвоздодёр в той комнате, попросил его у меня на время.
– Во сколько он здесь был? Долго?
– Рассвело уже, как он приехал, солнце было уже хорошее. Часов в восемь, девять, может пораньше. Банку-то я ему неполную выползков набрал, он всё торопил, не стал дожидаться, пока я ещё навозниками банку-то ему доберу. Ну, сразу же и уехал. Обнялись, попрощались, он и уехал. Смеялся ещё, что на лето ко мне переедет, витамины, говорит, килограммами теперь есть будет. Ну, вот так. Вроде всё.
